Владыка саратовский и вольский лонгин. Биография

И з всех жизненных ситуаций человек извлекает уроки. Это естественно и необходимо. Если говорить о том, что происходило в моей жизни, то самые важные уроки в ней были связаны с Троице-Сергиевой Лаврой и с тем периодом, с которого начиналось возрождение церковной жизни в России.

«Иная планета»

Когда, вскоре после окончания филфака Абхазского госуниверситета, я твердо решил стать священником, то сознательно пошел служить в армию, хотя по тогдашнему законодательству у меня было право на отсрочку. Мне даже пришлось писать заявление, чтобы меня призвали в ряды Вооруженных сил (в семинарию не принимали тех, кто не служил в армии). Кстати, служба в армии стала для меня очень хорошей жизненной школой, и я благодарен Богу за то, что ее прошел. Ни одной минуты об этом не жалел, и с тех пор всем молодым людям, которые спрашивают моего совета, рекомендую идти в армию. Все время службы я знал, что буду священником, и внутренне к этому готовился. Сразу после демобилизации я направился поступать в Московскую духовную семинарию, которая находится в Троице-Сергиевой Лавре.

Сегодня, наверное, это очень трудно себе представить, но тогда, в Советском Союзе, семинария - это было даже не другое государство, а иная планета. И когда человек попадал в атмосферу духовного учебного заведения - это было настолько непохоже на весь его предыдущий опыт, каким бы он ни был, что просто переворачивало все сознание.

То, что прежде всего поразило меня тогда в семинарии, - это библиотека и книги, которых не было нигде больше в Советском Союзе, кроме каких-то спецхранов, куда обычные люди доступа не имели. Если где-то краем уха мы и слышали о существовании тех или иных книг, то видеть их не видели и в руках не держали. И вот они перед нами!.. Кстати, это чувство, похожее на шок, испытывали в разной степени все мои соученики, и я помню своих товарищей, которые с лихорадочным блеском в глазах все свободное время сидели в библиотеке и составляли конспекты из святоотеческих творений для своего будущего служения. Переписывали, конечно, от руки, компьютеров тогда не было. Первый человек, который пришел в семинарию со своей пишущей машинкой, был мой однокурсник Андрей Кураев, будущий знаменитый отец протодиакон. У него была громадная, тяжеленная механическая печатная машинка, и он ее всюду носил с собой, сгибаясь на один бок. Все мы исполняли какие-то послушания. Он со своей машинкой чаще всего сидел на вахте и что-то печатал, это удивляло всех, поскольку было необычно.

Я тоже конспектировал святых отцов и другую интересующую меня литературу. Помню первый мой серьезный конспект - книгу С. Л. Франка о ереси социального утопизма. Потом святители Василий Великий, Иоанн Златоуст - я практически переписал его «Шесть слов о священстве». В 1985 году, когда мы пришли в семинарию, никому не могло прийти в голову, что пройдет несколько лет - и эти книги будут издаваться. У нас не было никаких особых надежд на то, что положение Церкви в России кардинальным образом изменится.

Сегодня можно услышать такие упреки: как мы могли жить в условиях советской власти и не сопротивляться, почему не стали диссидентами, не боролись, не выходили на улицы? Но дело в том, что условия, в которых мы находились, были для нас в каком-то смысле естественными - мы родились и выросли в том государстве, в тех условиях, в той стране. Нельзя говорить, что мы «принимали правила игры». Это не было для нас «правилами игры», которые можно было бы принять или не принять. Это была просто наша жизнь - в то время и в той стране, в которой Господь привел жить. Да, были люди, которые боролись, которые выходили на улицы. Но для большинства из них в духовном плане это кончилось весьма плачевно (как, например, для бывшего священника Глеба Якунина и некоторых других).

У нас были яркие преподаватели и очень интересные лекции. Я поступил в семинарию в 1985 году. Это было время ректорства архиепископа Александра (Тимофеева) - время подлинного расцвета Московских духовных школ. Владыка Александр сделал очень много, и прежде всего он добился того, чтобы в семинарию принимали людей с высшим образованием. Один этот факт свидетельствует о том, насколько сложной была жизнь Церкви в Советском Союзе. Год 1985-й - первый, когда не в качестве какого-то единичного исключения, а в массовом порядке разрешили принимать в семинарию людей с высшим образованием, и нас набрался целый поток - курс А.

Второе из важнейших деяний владыки Александра - это то, что он смог добиться разрешения принимать на преподавательскую работу в Московскую духовную семинарию и Академию людей, которых там, может быть, немножко нелюбовно называли «варягами». Это были светские ученые - из Академии наук, различных академических институтов, люди с учеными степенями и в то же время верующие, церковные. При этом, приступая к работе в духовных школах, они не бросали свою преподавательскую и научно-исследовательскую деятельность в светских институтах. Многие из них впоследствии стали священнослужителями... Эти ученые-«варяги» смогли не только повысить уровень преподавания в семинарии и Академии, но и вывести церковную жизнь из подполья, в котором она находилась - и это была революция в отношениях между Церковью и государством, начинавшаяся в отдельно взятых Московских духовных школах. Еще не было никаких веяний будущей перестройки, никаких особых перемен мы не ждали, но все равно какое-то особое чувство - радости, энтузиазма - было у всех, кто преподавал и учился тогда в семинарии.

В сердце России

Больше всего меня, конечно, потрясла Троице-Сергиева Лавра, как, наверное, и всякого человека, который видит ее дивную красоту. Много раз говорилось, что Лавра - это сердце России, место, где небо как-то особенно близко к земле. Может, это звучит и высокопарно, но это именно так.

Когда я учился, у нас была традиция: между завтраком и первым уроком мы бегали (именно бегали, особенно зимой, потому что в кителе, чтобы не замерзнуть, приходится бежать) к преподобному Сергию. Эта традиция сложилась как-то совершенно естественно; никто никого не заставлял, никто никого не учил, но каждое утро все ходили благословляться у Преподобного, и было глубокое и искреннее чувство близости преподобного Сергия к нам. Слова, что духовные школы - это большая келья Преподобного, не были ни формальностью, ни преувеличением.

Главным сокровищем Лавры для меня было ее богослужение. Я люблю службу, и вообще, в значительной степени благодаря этой любви пришел в Церковь, но службы в Лавре - это было что-то необыкновенное. Тогда в самом расцвете своего творчества был отец Матфей , его хор был в наилучшей форме. У него были замечательные певцы, которые сделали бы честь любому профессиональному коллективу. Причем отец Матфей никогда не брал к себе профессиональных музыкантов, особенно тех, кто занимался вокалом, это было для него совершенным табу. Каждого, кто пел у него в хоре, он учил петь с нуля. Та неповторимая манера пения, особое звучание его хора было построено на том, что он лично обучал и воспитывал каждого певчего. Этот титанический труд сопровождал его творческую деятельность почти пятьдесят лет.

Наместником Лавры в то время был нынешний Митрополит Тульский и Белевский Алексий . Служил он великолепно, незабываемо, как наследник классической московской богослужебной традиции. В молодости он был иподиаконом владыки Серапиона (его знает вся Русская Церковь), который в свою очередь был иподиаконом Святейшего Патриарха Алексия I и манеру служения во многом позаимствовал у него, а Патриарх Алексий I - это, можно сказать, литургический эталон Русской Церкви. Всё это вместе - служение отца наместника архимандрита Алексия, пение хора отца Матфея, вообще весь устав, чин, порядок лаврского богослужения - покорило меня на всю жизнь.

Меня часто спрашивают: «Почему Вы стали монахом? Как пришли к этой мысли?». И сколько я ни пытаюсь на этот вопрос ответить - не могу, не знаю, как. Весной, когда еще не закончился первый год учебы, я уже подал прошение о зачислении меня в число братии Лавры. Не было каких-то внешних «толчков», озарений, душевных переворотов. Просто несколько месяцев пребывания в Лавре полностью убедили меня в том, что так надо поступить, и я пришел к наместнику с прошением.

Тогда очень много семинаристов шли в монастырь - это еще одна примета времени. Это еще не было весной в полном смысле слова, но уже началась оттепель - стало можно брать в Лавру столько людей, сколько подавалось прошений. Всегда прием в Лавру был ограничен, всегда очень тщательно отслеживался соответствующими инстанциями - и вдруг наместник Лавры добился такого «послабления». Отец наместник был человеком необыкновенного обаяния, перед которым не мог устоять никто, в том числе и представители соответствующих инстанций, весьма строго наблюдавших за жизнью монастыря. Никто из них никогда не уходил из Лавры, как говорится, «тощ и неутешен», но это делалось исключительно ради блага монастыря, чтобы воздействовать на инстанции, задачей которых было «тащить и не пущать», но которые постепенно становились более благорасположенными к монастырю и духовным школам. Вот такая работа - совместная, невидимая миру, нашему времени непонятная, а зачастую и оболганная, совершалась на благо Церкви людьми, которые стояли тогда во главе и Московских духовных школ, и Троице-Сергиевой Лавры.

Трудное счастье

Еще один урок - это те послушания, которые приходилось нести в Лавре. Какое-то время я был иподиаконом у отца наместника, потом меня определили вести экскурсии для некоторых групп, которые посещали Лавру. Все «обычные» экскурсоводы были светскими людьми, сотрудниками музея-заповедника. Но некоторые экскурсии водили монахи - для особо «почетных гостей», в основном иностранцев или советского партхозактива. Этому контингенту давалась подобная привилегия, видимо, для разнообразия впечатлений.

Я помню, времени не было совершенно. Утром я пономарил на ранней Литургии. Летом служба была в Успенском соборе, и я вставал в четыре часа, в полпятого шел открывать храм, а он огромный, и даже просто открыть все двери - достаточно долгий процесс. Потом надо было ходить с переносной лестницей, зажечь все лампады, приготовить всё к службе. Это занимало минут 30-40. В это время как раз заканчивался братский молебен, приходило служащее раннюю Литургию духовенство. После ранней Литургии - завтрак и занятия. После занятий - экскурсии, после экскурсий - вечернее богослужение, на которое я ходил практически каждый день. Вот такая была напряженная жизнь - жизнь абсолютно счастливая, я ее помню до сих пор. Помню не в подробностях, а как одно темно-светлое пятно: темное потому, что я спал, как в армии, там, где только мог приклонить голову, а светлое - благодаря чувству радости и полноты. Это, кстати, еще один урок, который я получил в Лавре: чем больше человек занят, тем больше он почему-то счастлив.

Главным, конечно же, оставалось лаврское богослужение - теперь уже не только торжественное, праздничное, а обычное, будничное. Весь годовой круг (и неоднократно) я провел на братском клиросе и в алтаре - читал, пел, пономарил. Вот тогда, как мне кажется, я понял богослужение, узнал его и был поражен не только его красотой, но и грандиозностью замысла. Ведь что такое богослужение? Это не просто свидетельство о прошедшем или попытка достойно и красиво отметить те или иные важные события, происходившие в далекие времена. Годовой богослужебный круг - это особый мир, особая жизнь с Богом и со святыми, участником которой ты становишься. И в Лавре я навсегда полюбил богослужение уже не как некий, по словам священника Павла Флоренского, «синтез искусств», а именно как особую жизнь. Хотя и с точки зрения того самого «синтеза» ничего лучше Лавры невозможно и представить: старинные намоленные соборы, иконы Андрея Рублева и других древних мастеров, праздничное богослужение как настоящее, ни с чем не сравнимое торжество, благодаря служению отца наместника с братией и великолепному хору отца Матфея...

Всё пребывание в Лавре было для меня главным жизненным уроком. Для меня Лавра навсегда осталась родным домом. Она близка мне, и я смею надеяться, что могу считать себя частью братии Троице-Сергиевой Лавры, думаю, что связан с ней на всю жизнь.

Православие не исчерпывается Россией

В 1988 году, после окончания семинарии, я был принят в Духовную Академию и в числе других десяти моих соучеников, студентов первого курса, направлен на учебу за рубеж. Это тоже инициатива владыки Александра: он очень хотел, чтобы наши студенты имели как можно больше возможностей расширить свой кругозор, и добился возможности отправить студентов академии в пять тогда еще социалистических стран: в Польшу, Румынию, Чехословакию, Болгарию и Югославию. Мы с нынешним владыкой Кириллом, Епископом Ставропольским, тогда еще мирянином, поехали в Болгарию. Нас приняли на первый курс Софийской Духовной Академии, и я стал служить священником на подворье Русской Православной Церкви - в храме во имя святителя Николая в Софии.

Сразу скажу: после Лавры жизнь Болгарской Церкви показалась нам очень уж какой-то необычной и... недотягивающей до того, чего бы хотелось. Скорее всего, она была просто слишком непривычной для нас. Хоть и шутили тогда: «Курица не птица, Болгария - не заграница», - но все-таки это было зарубежье, жизнь которого отличалась от нашей и в просто бытовом смысле, и, главное, в смысле церковности.

Самое большое впечатление в первые дни пребывания в Болгарии - это духовенство, которое ходило по улицам обязательно в рясе. Помню, идем мы буквально в один из первых дней по городу, знакомимся с Софией и видим такую сцену: идет батюшка, держит за руку ребенка, рядом, под руку, его матушка идет, очень хорошо, модно одетая, они весело общаются друг с другом - и никто на них не обращает особого внимания! Для окружающих видеть священника в духовном платье абсолютно привычно. На Балканах и по сей день священник в гражданской одежде - это что-то немыслимое. У нас же в Советском Союзе все было наоборот: за пределами храма или монастыря духовенство вынуждено было ходить в гражданской одежде. У меня это всегда вызывало тяжелое чувство, поскольку было еще одним свидетельством того униженного состояния, в котором находилась в те годы Церковь. Никто уже, наверное, не помнит, как в 1980-е, даже в 1990-е годы в той же Москве смотрели на человека в рясе. Где-то в 1988 или 1989 году я как-то ехал в метро в монашеской одежде, в которой старался ходить со времени пострига. И вот я как сейчас помню, что еду на эскалаторе вниз, а люди, которые едут на соседнем эскалаторе вверх, по ходу движения все поворачивают головы в мою сторону, потому что человек в рясе был тогда просто невиданным зрелищем.

Что еще с первого взгляда удивило в Болгарии: множество старинных, порой огромных храмов - не взорванных и не закрытых. На родине, когда мы видели храм, мы обычно спрашивали: «Это действующий храм или не действующий?». В Болгарии такой вопрос был бессмысленным - если храм есть, то значит, он действующий, за небольшим исключением: бывало, храмы стояли закрытыми где-то в горах, далеко, где уже давно никто не живет. Удивило и огромное количество монастырей, правда, на наш взгляд, практически пустых - там могли жить один, два, ну, максимум пять монахов.

Поразил, конечно же, величественный храм Александра Невского в Софии - тогда самый большой собор на Балканах, с дивными росписями. Едва ли не впервые я увидел храм, который сохранил свое внутреннее убранство в стилистическом единстве. Ведь какими были храмы в Советском Союзе? Войдешь даже в какой-то московский, не закрывавшийся в советское время храм - там убранство совершенно эклектичное: старинные иконы и тут же какие-то маленькие домашние иконки по стенам. Смотришь: одно распятие, второе, третье... Когда закрывали храмы, люди старались сохранить, что могли, и какие-то святыни переносили из одного храма в другой. А здесь, в Болгарии - каким этот храм создали, таким он и остался спустя десятилетия или столетия. Но, в то же время, впечатления были противоречивые, представьте себе: храм-памятник святого Александра Невского, прекрасное убранство, великолепный смешанный хор - и практически полное отсутствие народа, у алтаря где-то от 100 до 200 человек. И сама служба, например, всенощная, больше всего напоминала костюмированный концерт, потому что длилась от 50 минут до часа с четвертью...

Сначала много было негативных впечатлений. Хотя, скорее всего, дело было в нашем восприятии: мы были максималистами, приехали из Троице-Сергиевой Лавры, и казались себе такими высокодуховными, что сейчас и вспоминать смешно. Не скрою, что в первый год моего пребывания в Болгарии мне очень хотелось уехать обратно в Россию, настолько мне было не по себе. С Божией помощью мне удалось преодолеть это желание, я остался, и, наверное, поэтому Господь как бы открыл для меня некую дверь во внутреннюю жизнь страны и ее народа. Мне довелось увидеть очень много доброго, встретить замечательных людей - удивительно открытых и искренних мирян, священнослужителей, монахов, представителей очень глубокой, почти не прерывавшейся церковной традиции. Это и недавно скончавшийся архимандрит Назарий, замечательный духовник, который жил в небольшом монастыре в горах недалеко от Софии, и владыка Нафанаил, Митрополит Неврокопский , и целый ряд других людей, с которыми и сегодня, спустя почти двадцать лет, я поддерживаю самые добрые отношения.

Конечно же, у меня сохраняется чувство благодарности и благоговения перед святынями Болгарии. В годы учебы я старался приезжать в Рыльский монастырь каждый раз, как только имел такую возможность: садился в автобус и ехал, чтобы побыть в монастыре хотя бы тридцать-сорок минут, помолиться преподобному Иоанну Рыльскому и на следующем автобусе вернуться обратно в Софию. Вообще, в Болгарии добрый, благочестивый, верующий народ, и Болгария до сегодняшнего дня живет в моем сердце.

В те годы я получил возможность познакомиться с церковной жизнью других Поместных Церквей, потому что мы, вот эти десять студентов, начали ездить друг к другу в гости. Сейчас этим мало кого можно удивить, сегодня люди, слава Богу, свободно ездят в другие страны. Но тогда, в конце 1980-х годов, это был достаточно «эксклюзивный» опыт, который по милости Божией мне довелось приобрести.

Например, с теми нашими друзьями, которые учились на богословском факультете в Белграде, мы побывали в центре сербского церковного возрождения - женском монастыре Введения, где служил тогда отец Афанасий (Евтич) . Съездили «на перекладных» в знаменитый женский монастырь Челие, где был похоронен преподобный Иустин (Попович) : были на его могиле, служили Литургию в том храме, где и он служил. Вообще, сербское женское монашество - это одно из самых ярких впечатлений от Сербии. Мало кто знает, что оно является фактически копией русского женского монашества в его дореволюционной традиции. Дело в том, что в Сербской Церкви женское монашество к ХХ веку практически исчезло, и насельницы русских монастырей, беженцы, осевшие в Сербии, возродили здесь женское монашество как институт.

Мы много ездили по Сербии, объездили почти всю Румынию, церковная жизнь которой почти неизвестна у нас, хотя она по праву может считаться самой православной страной в мире. И, наконец, самое ценное для меня - это поездки в Грецию и на Святую Гору Афон. В первый раз я побывал там в 1989 году и потом ездил на Святую Гору ежегодно все время, пока учился. Тогда из России, кроме официальных делегаций на день святого Пантелеимона, никто на Афон не ездил, а я жил там неделями. Афонское монашество - явление уникальное, оно во многом отличается от нашего монашества в лучшую сторону. Это объяснимо: тысячелетняя традиция монашеского делания сохранялась на Афоне практически неповрежденной, в отличие от нашей страны. И сегодня Святая Гора является своеобразным камертоном всей церковной жизни в Греции и во всем православном мире.

Главный урок того времени - я понял, что Православие не исчерпывается Россией. Русская церковная жизнь, русская церковная традиция - это особое явление в православном мире, но не единственное.

Думаю, что этот опыт очень много дал для моего дальнейшего служения, и во многом благодаря ему впоследствии на московском подворье Троице-Сергиевой Лавры, где я был настоятелем, сложилась со временем и монашеская жизнь, и приходская община.

И еще один, наверное, самый главный на сегодня жизненный урок. Я много читал о смирении, но что это такое, по-настоящему понял только примерно через год архиерейской жизни. Сейчас принято ругать архиереев: они-де «князья церкви», далеки от народа, жестоки и не в меру требовательны и т. п., но у меня, «изнутри», сложилась другая точка зрения. Мне иногда кажется, что архиереи - самые смиренные люди на свете, потому что они живут все время в состоянии неразрешимого внутреннего противоречия: большинство из них понимает, что нужно сделать, и трудится не покладая рук, в то же время осознавая, что сделать не получится даже и десятой части того, что необходимо. По объективным причинам - отсутствие условий, людских и материальных ресурсов, наконец, единодушия, понимания у окружающих, в том числе духовенства. И жить постоянно в таком состоянии - это, наверное, самая большая школа смирения. Если, конечно, удается смиряться...

Александр (Тимофеев; 1941-2003), архиепископ Саратовский и Вольский. С июля 1982 г. по август 1992 г. - ректор Московской Духовной Академии и семинарии. С февраля 1994 - архиепископ Майкопский и Армавирский. С июля 1995 г. - архиепископ Саратовский и Вольский. Скоропостижно скончался 7 января 2003 г. в праздник Рождества Христова от острой сердечной недостаточности.
Матфей (Мормыль; 1938-2009), архимандрит. Принял монашеский постриг в ТСЛ в 1962 г. С 1961 и до кончины исполнял послушание регента объединенного хора ТСЛ и Московских духовных школ. Заслуженный профессор МДА. См. о нем: Православие и современность. № 19 (35). С. 30-31.
Алексий (Кутепов; р. в 1953), Митрополит Тульский и Белевский. См. о нем: Православие и современность. № 17 (33). С. 28-34.
Серапион (Фадеев; 1933-1999), митрополит Тульский и Белевский. См. о нем: Православие и современность. № 17 (33). С. 29-30.
Нафанаил (Калайджиев; р. в 1952), Митрополит Неврокопский. См. о нем: Православие и современность. № 12 (28). С. 30-33.
Афанасий (Евтич; р. в 1938), Епископ. Известный архипастырь Сербской Православной Церкви, глубокий богослов. В июле 1991 г. хиротонисан во епископа Банатского (Сербия, Воеводина), в мае 1992 г. назначен на Захолмско-Герцеговинскую кафедру (Босния и Герцеговина). С 1996 г. находится на покое по состоянию здоровья, но продолжает научную работу, участвует в научных конференциях, посвященных истории Церкви, философии, богословию и христианской культуре.
Иустин (Попович; † 1978), преподобный. Сербский подвижник и духовный писатель. Родился в 1894 г. в семье священника. Учился в семинарии св. Саввы в Белграде, где в то время преподавал будущий святитель Николай (Велимирович), затем в Петербургской Духовной Академии, на теологическом факультете в Оксфорде. С конца 1930 г. в сане иеромонаха был миссионером в прикарпатских городах (Ужгороде, Хусте, Мукачеве и др.). Был выдвинут на возрожденную Мукачевскую епископскую кафедру, но по смирению своему отказался от нее. С 1932 г. преподаватель Битольской семинарии, с 1934 - доцент теологического факультета Белградского университета. С мая 1948 г. до кончины подвизался в монастыре Челие близ Валева, где был духовником. Преставился к Богу, как и родился, в праздник Благовещения. В 2010 г. канонизирован Сербской Православной Церковью. Автор многочисленных духовных произведений, в том числе «Догматики Православной церкви» в 3 т. и «Житий святых» в 12 т.

В 1977-1982 гг. учился на вечернем отделении филологического факультета Абхазского государственного университета; работал экскурсоводом, преподавателем русского языка и литературы в средней школе.

В 1983-1985 гг. служил в рядах Советской Армии. После демобилизации поступил в Московскую духовную семинарию и был принят в число братии Троице-Сергиевой лавры. 21 июля 1986 г. пострижен в монашество, 7 июня 1988 г. рукоположен во иеромонаха.

В 1988 г. окончил Московскую духовную семинарию и был направлен на учебу в Софийскую духовную академию (в 1990 г. ей был возвращен статус богословского факультета Софийского государственного университета). В период обучения в Болгарии служил священником в русском храме во имя святителя Николая в Софии.

В 1992 г., завершив учебу, вернулся в Троице-Сергиеву лавру, исполнял послушание помощника эконома. 15 декабря 1992 г. был назначен настоятелем Московского подворья Троице-Сергиевой лавры.

19 августа 2003 г. в храме Христа Спасителя в Москве хиротонисан во епископа Саратовского и Вольского.

6 октября 2011 г. решением Священного Синода Русской Православной Церкви назначен главой новообразованной Саратовской митрополии.

Является ректором Саратовской православной духовной семинарии - высшего религиозного учебного заведения; председателем редакционного совета журнала «Православие и современность».

Решением Священного Синода от 7 июня 2012 г. (журнал № 55) утвержден в должности настоятеля (священноархимандрита) Спасо-Преображенского мужского монастыря г. Саратова.

Имеет награды Русской Православной Церкви:

• медаль прп. Сергия Радонежского II степени, 1987 г;
• медаль прп. Сергия Радонежского I степени, 1988 г;
• орден прп. Сергия Радонежского II степени, 2011 г;
• медаль Саранской Епархии РПЦ "Милующее сердце» I степени, 2013 г.;
• Патриарший знак «700-летие преподобного Сергия Радонежского», 2014 г.;
• памятная Патриаршая панагия, 2015 г.;
• юбилейная медаль «1000-летие преставления святого равноапостольного князя Владимира», 2015 г.;
• медаль Синодального отдела по тюремному служению Святой великомученицы Анастасии Узорешительницы I степени «За веру, милосердие и вклад в развитие тюремного служения Русской Православной Церкви», 2015 г.;
• медаль Издательского Совета Русской Православной Церкви «Первопечатника диакона Иоанна Федорова» I степени, 2015 г.;
• орден свт. Иннокентия Московского II степени, 2016 г.

Имеет награды Болгарской Православной Церкви: орден святых Кирилла и Мефодия I степени, 2015 г.; знак почетного отличия Русенской митрополии «Святого Димитрия Бассарбовского» II степени, 2017 г..

Пришло время упрямо твердить «Символ веры»

Кончина близкого - что делать христианину?

О старчестве и старцах

Сохранить теплоту в сердце: о благоговении

Афон учит верности Богу

Чем наполнено сердце?

Тесными вратами

Митрополит Саратовский Лонгин об охлаждении к вере и церковной жизни

От ближнего - жизнь и смерть

В нечистом сердце Господь не живет

Великий пост - время, которым нужно бесконечно дорожить

Любовь, воплощенная в жизни

23 февраля в Троице-Сергиевой Лавре – отпевание и погребение архимандрита Кирилла (Павлова)

Болезнь: довериться Богу

Чтобы вечер был светлым

Послушание совершается свободно, разумно и с рассуждением

В браке будет счастлив тот, кто старается сделать счастливым другого

Чем ближе к Богу, тем ближе к людям

Христианство: как изменить самого себя

Научиться жить и в скудости, и в изобилии

Слово Божие всегда должно звучать в сердце

Выбор всегда за самим человеком

Общение со Святейшим Патриархом никого не может оставить равнодушным

Без компромиссов с совестью

Остерегайтесь творящих разделения

Рука Бога, протянутая человеку

Беседы с Архипастырем. Об исповеди

Участие в богослужении ― наша жизнь со святыми

Граница фарисейства - противопоставление себя окружающим

Главное правило ― не быть к себе чересчур снисходительным

«Отсутствие идеологии – это миф»

Тайна благочестия

Вернуть устремление к Богу

В продолжение темы: Сердце священника должно жить богослужением

Как относиться к грехам священников

Маяк один. Все остальное - отблески

Чувства верующих людей - не абстракция

Митрополит Саратовский и Вольский Лонгин: Взрывы в церкви невозможны
или Почему архиерей надеется, что православные наконец-то перестанут «носиться» со своей верой?

Жизнь в Церкви: уроки служения

Прихожане, захожане и верующие

Причина агрессии – безбожие

Епископ Лонгин – об идеологии потребления и воспитании детей

Закрытые Царские врата

О чтении Священного Писания - ещё раз

Самостоянье человека – в доверии Богу

«Опыт внедрения и проблемы обязательной катехизации на приходах»

Выступление на пленарном заседании направления «Катехизация и Таинства Церкви»

Можно ли потерять себя в Церкви,
или Несколько слов об отношении к себе

Дата рождения: 31 июля 1961 г. Страна: Россия Биография:

В 1977-1982 гг. учился на вечернем отделении филологического факультета Абхазского государственного университета. Одновременно в 1979-1981 гг. работал экскурсоводом, в 1981-1983 гг. — преподавателем русского языка и литературы в средней школе.

В 1983-1985 гг. служил в рядах Советской армии. После демобилизации поступил в .

В мае 1986 г. был принят в братию .

21 июля 1986 г. пострижен в монашество, 29 августа рукоположен во иеродиакона, 7 июня 1988 г. — во иеромонаха.

В 1988 г. окончил Московскую духовную семинарию и был принят в Московскую духовную академию. В октябре того же года направлен на учебу в Софийскую духовную академию им. св. Климента Охридского, одновременно учился на богословском факультете Софийского государственного университета. В период обучения в Болгарии служил внештатным священником в русском храме свт. Николая в Софии.

В 1992 г., завершив учебу, вернулся в Троице-Сергиеву лавру, исполнял послушание помощника эконома.

В мае 1994 г. возведен в сан игумена.

Решением Священного Синода от 7 июня 2012 г. () утвержден в должности настоятеля (священноархимандрита) Спасо-Преображенского мужского монастыря г. Саратова.

Образование:

1988 г. — Московская духовная семинария.

1992 г. — Софийская духовная академия, богословский факультет Софийского государственного университета.

Место работы: Саратовская митрополия (Глава митрополии) Епархия: Саратовская епархия (Правящий архиерей) Награды:

- Владыка, пресса уже не раз писала о том, насколько изменилась Саратовская епархия за годы вашего архиерейского служения. Она изменилась не только внешне, но и внутренне. Появилось ощущение религиозного подъема. Близок ли Вам этот взгляд со стороны и насколько он совпадает с Вашей личной оценкой шестилетних трудов?

- Мой предшественник приснопамятный Архиепископ Александр оставил епархию в достаточно благополучном состоянии. Я говорю о внутреннем благополучии, которое не всегда заметно со стороны. И это была хорошая основа для работы. Шесть лет - срок небольшой по всем меркам. Но если и удалось что-то сделать, то во многом благодаря тем людям, или, выражаясь светским языком, той команде, которую я привез с собой из Москвы. Это часть братии и прихожан подворья Троице-Сергиевой Лавры, которое мне в свое время пришлось открывать в Москве, и настоятелем которого я был около 11 лет. И это действительно команда единомышленников. Благодаря их активной работе, вовлеченности, молодости, энтузиазму, просто общему уровню удалось сделать то, что сделано.

Много новых людей пришло в клир Саратовской епархии. Сегодня более половины священнослужителей - это люди, которые пришли в клир именно за последние шесть лет. В Саратове всегда была традиционно сильная семинария. Она была сильной и до революции, и в тот небольшой период после войны, когда она функционировала - с 48-го по 61-й год. Она также достаточно неплохо готовит кадры и сегодня, и я считаю, что это большое наше достижение.

- В начале Вашего служения одной из основных своих задач Вы называли восстановление и строительство в Саратовской области храмов. Как обстоят дела с этим пунктом сегодня и довольны ли Вы результатом?

- Раньше в области было много приходов, которые были зарегистрированы как юридические лица, но существовали только на бумаге. В лучшем случае священник приезжал туда раз в месяц, а то и в полгода. Нам удалось в большинстве таких мест изменить ситуацию. Где-то мы построили новые храмы, где-то переоборудовали старые помещения. В итоге формальные цифры наполнились реальным содержанием.

В целом количество приходов в области за шесть лет увеличилось примерно в три раза и сейчас их около 230. Много это или мало? До революции в Саратове было 1100 приходов. В 1938-м году был закрыт последний. В послевоенные годы, в известный период потепления между Церковью и Советским государством, несколько приходов было открыто, и до перестройки таких приходов было четырнадцать. Если сравнивать с этим периодом, конечно, 230 приходов - это много. Если с дореволюционным, мы только в начале пути.

Есть такое современное выражение - шаговая доступность. Оно не очень подходит к Церкви, тем не менее, мы должны людям дать сегодня эту возможность - прийти в церковь, не предпринимая каких-то длительных путешествий. Когда человеку из отдаленного микрорайона нужно зимой ехать в центр города, чтобы попасть к пяти часам к всенощной, и потом в 8 вечера возвращаться домой, это одна ситуация. И совсем другая, когда у того же человека есть возможность выйти из дома и дойти до храма пешком. Поэтому наша задача - сделать храмы в Саратове и других городах области доступными для православных верующих.

В то же время строительство храмов - лишь очень небольшая часть тех вопросов, которые приходится решать. При всей ее важности, самое главное - это все-таки содержание церковной жизни, ее наполнение. И здесь на первый план выходит воспитание кадров духовенства, без которого все остальное будет бесполезным. Священник - самая самоотверженная профессия на свете, требующая от человека полной отдачи. Это всегда было нелегко, а сегодня основная часть общества восприняла идеологию потребительского отношения ко всему - к жизни, к семье, близким. Поэтому такие качества, как героизм (я не побоюсь этого слова, потому что взять жену и ребенка и уехать с ними куда-нибудь в Алгайский район и там под равнодушными взглядами окружающих начать восстанавливать приход - это действительно героизм), прививаются гораздо труднее. Это делает задачу воспитания духовенства сегодня более сложной, чем когда бы то ни было.

Голос совести

- Кстати, о потреблении. Сегодня многие воспринимают мировой финансовый кризис как естественное следствие того состояния, в котором наше общество существовало последние годы. Как вы к этому относитесь, и какой в этом случае должна быть роль Церкви?

Общество потребления - это не просто очередная социальная утопия, какой была в свое время коммунистическая идея. Это утопия, смертельная для цивилизации. И, конечно, кризис в этом контексте можно рассматривать как одно из ее проявлений, о чем сейчас много говорит и Святейший Патриарх.

Роль Церкви в этой ситуации может быть очень велика. Другое дело, что от Церкви не стоит ждать каких-то сиюминутных выходов из положения. Каждый человек должен пропустить Евангелие через свое сердце, а это длительный процесс, особенно сегодня, когда кроме голоса совести в каждом человеке с пеленок звучит огромное количество голосов, которые призывают его жить не так, как Бог велит, а как хочется. Человека буквально рвут на части все, кто предлагает ему «отрываться», получать удовольствие в этом удобном мире (хотя это огромная ложь: он на самом деле неудобен). Именно поэтому человек сегодня - более чем когда-либо - склонен пройти мимо Церкви.

Но человек не приспособлен к такой жизни, он ломается, и ломается очень быстро. И самое обидное, что значительная часть людей, которые все-таки доходят до храма, оказываются сломанными, и очень сложно бывает помочь им восстановить в себе какие-то человеческие реакции, человеческое отношение к жизни. Прежде, чем объяснить пришедшему, как ему нужно жить, его нужно вылечить, просто привести в чувство, вернуть ему человеческий облик. Это сегодня тоже очень большая проблема, которая стоит перед Церковью. На самом деле, она стоит и перед обществом тоже, просто общество закрывает на это глаза…

-Давайте поговорим о церковной активности. Сегодня Церковь особенно активна, и многих это сильно раздражает. Людям не нравится, что Церковь, которая, с их точки зрения, должна заниматься исключительно духовностью, «лезет» в общественную жизнь, позволяя себе высказываться и о таких чисто светских вещах, как, к примеру, концерт Мадонны. Что должна в этой ситуации делать Церковь, чтобы не стать соблазном, в том числе, и для людей верующих, у которых по этой теме нет однозначной позиции ?

В Евангелии есть хорошие слова Христа Спасителя: надо и это делать, и того не оставлять. Конечно, Церковь должна быть активной, и мы стараемся эту активность по мере сил проявлять, чтобы как можно большее количество людей, познав Христа, пережили подлинное обращение, познав вместе с тем и самих себя.

Многих раздражает не только активность, но и само существование Церкви. Есть люди, которые Церковь не любят, для которых борьба с ней является смыслом их жизни. И мы не сможем удовлетворить их претензии иным способом, как только самоликвидировавшись.

Что до «вмешательства» в общественную жизнь, то здесь можно сказать только одно. Нет более тоталитарного сознания, чем либеральное. Сегодня некоторые люди и движения, которые считают себя эталоном демократичности, позволяют себе высказываться в адрес Церкви, обвиняя ее во всех смертных грехах. А почему, собственно, Церковь, которая есть собрание самых разных людей, не может высказывать свое мнение? Ведь даже мы, священнослужители, имеем те же самые права, что и все остальные. Так почему сосед дядя Вася с лестничной клетки, если ему не нравится Мадонна, может об этом сказать, а священник отец Василий из соседнего храма не может?

Конечно, если Церковь начнет пытаться запрещать концерты Мадонны, это плохо и этого делать не стоит. А вот высказывать свое мнение Церковь просто обязана. Мы живем в демократической стране. Есть люди, которые, повторюсь, просто не любят Церковь. Но, наверное, не стоит пытаться их призвать за это к ответственности. Живут они себе и живут, насильно мил не будешь…

«Непростая» паства

- К вопросу о нелюбви. Как в этом смысле складываются Ваши отношения с саратовскими представителями власти, и в частности, губернатором Павлом Ипатовым? Удается ли до них достучаться?

У нас непростая внутренняя обстановка. Слишком многие люди находятся друг с другом в сложных отношениях. И конечно, когда ты поддерживаешь отношения со всеми, бывает непросто. Иногда люди приходят и начинают говорить друг о друге что-то недоброе. Я никогда не поддерживаю таких разговоров, но иногда приходится это все выслушивать, и выслушивать от разных людей. Не факт, что ко мне завтра не придет человек, о котором мне говорили сегодня, и будет примерно похожие вещи говорить о своем оппоненте…

- Приходится быть дипломатом?

- Не дипломатом - священником. Я стараюсь быть им всегда, и никогда не поддерживаю «обличительные» разговоры, осуждение, хотя мне порой приходится общаться с людьми, не терпящими друг друга, не общающимися друг с другом. Я всегда стараюсь видеть перед собой конкретного человека, и если есть какие-то темы болезненные, я их просто обхожу. Это не дипломатия, так должен поступать любой священник. И не важно, соседи ли это по лестничной площадке, которые не разговаривают друг с другом уже десять лет, или чиновники, которые не любят друг друга по каким-то причинам.

Как человек, который общается с представителями власти, я могу сказать, что люди, которые стоят у власти, это такие же точно люди из плоти и крови, со своими проблемами, у них есть сердце, есть разум, и голос Церкви для них далеко не всегда бывает безразличен. Со многими у меня установились чисто человеческие отношения, которые зачастую не прерываются даже после их ухода со своих постов. Я убежден, что чиновники - это тоже достойный объект приложения миссионерских усилий. Почему Церковь должна проповедовать среди молодежи, студентов, пенсионеров и других социальных групп, но отгородиться стеной от чиновников? Ведь чиновники - едва ли не самая большая прослойка в нашем обществе, и это тоже наша паства. Конечно, не все так просто и гладко, как хотелось бы, но, в общем и целом, я благодарю Бога за те отношения, которые у нас сложились. Я благодарен Дмитрию Федоровичу Аяцкову, он нам во многом помогал. И Павел Леонидович помогает. С сегодняшним областным правительством мы очень активно работаем. И если Бог благословит, будем работать и со следующими…

- За сотрудничество с властью Церковь часто критикуют. Особенно если эта власть не оправдывает надежд тех граждан, которым по идее должна служить верой и правдой. Тем не менее, именно эти люди сегодня часто оказываются облагодетельствованными Церковью. Их хвалят, вручают награды, как это было на Днях славянской письменности и культуры. А люди, которые реально Церкви помогают, строят храмы, занимаются благотворительностью, оказываются не у дел…

- Я не думаю, что кто-то из тех, кто строит у нас храмы и помогает Церкви, может пожаловаться на то, что они не замечены или забыты, что к ним не проявляют внимания, это не совсем правильно…

Что касается Дней славянской письменности и культуры, это большое, сложное, затратное мероприятие практически полностью проведено за счет организационных усилий областного правительства. И как бы кто не относился к тем или иным персоналиям, это факт. И награды вручались именно за это. И если кто-то по этому поводу считает для себя возможным на Церковь обидеться, что ж, я не могу этого запретить…

На каждый роток не накинешь платок. Всем угодить невозможно. Все мои поступки как правящего архиерея продиктованы одним - пользой для Церкви и для людей. Праздник принес пользу Церкви? Принес. Кто-то не любит губернатора сегодняшнего, кто-то не любил Аяцкова. Я более чем уверен: сколько бы у нас ни было губернаторов, мэров, всегда найдутся люди, которые будут их не любить. Золотой будет человек, в кровь разобьется для области, города, для людей - и все равно кому-то не угодит, причем не одному, а значительному количеству людей. И его будут поносить, и говорить о нем всякие гадости, будут вытаскивать на свет все его недостатки мыслимые и немыслимые, придуманные и существующие. И если к этому всерьез относиться, нужно просто закрыть двери епархии на ключ, и никого не впускать. Но будет ли в этом смысл?..

- Вы принимаете чиновников как паству, а они Вас как пастыря принимают?

- У меня есть один принцип, и я считаю, что этому принципу должен следовать каждый священнослужитель. Спросили - ответь. Попросили помочь - помоги. Но если человек не открывает тебе свою душу, не надо пытаться в нее каким-то образом залезть. У меня есть большой опыт общения с людьми из власти, которые абсолютно искренне открывают свое сердце, искренне относятся ко всему, что связано с Церковью. И таких людей достаточно много.

Богатство земное и небесное

- Сегодня мы видим все больше примеров, когда люди совершенно разного достатка жертвуют деньги на Церковь, на строительство храмов. Можно ли сказать, что благотворительность в нашей области снова входит в моду - в хорошем смысле этого слова?

- Я бы сказал так: это снова входит в нашу жизнь. Круг благотворителей неоднороден. Скажем, в селе ко мне приходят два фермера и говорят: мы хотим построить храм. Кто они, благотворители? Это люди, которые поняли, что храм необходим для них и тех, кто живет рядом с ними. Это члены Церкви, поэтому это сама Церковь строит храм. Не в том смысле, что это епархия дала деньги, привела строителей, - это делают люди, которые являются членами Церкви. Эти люди несколько лет ездили в храм в соседний райцентр, а потом у них появилась возможность что-то построить у себя. Они не богатые люди, не олигархи, не промышленники. У них есть какой-то заработок. Осенью собрали зерно - появилась лишняя копеечка. Не собрали, как в этом году, сидят всю зиму, концы с концами сводят до следующей весны. И таких примеров сегодня не один, не два, и даже не десяток - больше. И это то, что меня радует больше всего. Значит, в нашу жизнь вновь входит понимание того, что Церковь - это не то, что нужно для кого-то, а то, что нужно для нас всех, и это очень хорошо.

- В обществе бытует стереотип, что если богатый человек дает деньги на церковь, то это потому, что он хочет таким несложным образом откупиться от своих прошлых грехов, купить у Бога индульгенцию…

- Это наш народ «Крестного отца» насмотрелся… Иногда самые серьезные вроде бы люди руководствуются какими-то очень расхожими штампами. Не только в отношении церковной жизни, но и других вещей, которые не входят в сферу их непосредственных интересов. Таких людей, о которых вы говорите, я думаю, нет, все гораздо сложнее. Почему человек помогает детскому дому, школе, покупая ей компьютеры? Или человек, который живет в Питере, а родился в Базарно-Карбулакском районе, строит на своей родине храм, хотя у него там уже никого не осталось, даже родственников? Понимаете, сколько людей, столько и путей к Богу. В каждом сердце это происходит по-своему, и штампы здесь не работают, они облегчают жизнь тем, кто не хочет разбираться в сути вещей. Вот есть явление, оно непонятно, но оно будоражит: а почему? А что там такое? Но инстинкт говорит, что если будешь копать слишком глубоко, будет плохо - откроешь что-то такое, чего знать не хочешь. Поэтому проще наклеить ярлык и забыть об этом. Люди, которые пользуются штампами, чаще всего недобросовестны по отношению к самим себе. Они не хотят открыть глаза, им удобнее жить с закрытыми глазами, вот и все.

- Вы сказали о простых фермерах, а как обстоят дела с людьми состоятельными - чиновниками, бизнесменами? Они стали за эти шесть лет более отзывчивыми в плане благотворительности?

- Люди становятся отзывчивыми, когда они видят, что те средства, которые они принесли, пошли в дело. Когда даешь людям возможность увидеть плоды их труда. Когда понимаешь, что Господь дал тебе возможность послужить другим людям - это уникальное чувство, оно ни с чем не сравнится. Оно дороже всех медалей и наград. И чем больше людей с этим сталкиваются, тем больше становится благотворителей. Таких людей сейчас в области достаточно много. И здесь уместно упомянуть вашего издателя Сергея Курихина, депутата Областной думы и директора благотворительного фонда «Православие и современность». Он один из тех людей, кто очень многое делает для Церкви, и делает абсолютно искренне.

От тюрьмы и от сумы

- Еще один модный штамп: почему Церковь принимает помощь от людей с негативным прошлым, почему не отказывается от их денег…

А дело в том, что люди, которые говорят так, Евангелия не читали. Человек «с негативным прошлым» первым вошел в рай - это разбойник, распятый вместе с Христом. Он покаялся, умирая, просто казнь была продолжительной и он успел…

Я много раз говорил: Церковь не имеет органов дознания. И, слава Богу, иначе это была бы не Церковь, а непонятно что. Приходит человек, откуда я могу знать источник его доходов? Сегодня человек уважаем и на гребне популярности, а завтра он, простите, в тюрьме сидит. Но у меня же нет возможности это предугадать…

- Например, Аксененко. Он в свое время тоже награды церковные получал, а теперь вот в СИЗО сидит…

- Он не только награды получал, он и сделал очень много, и храмов построил несколько, и у него были совершенно искренние побудительные мотивы для того, чтобы это делать…

- Получается: вот человек помогает Церкви, и вот он сидит в тюрьме. И между двумя этими состояниями нет никакого конфликта?

- Конечно, конфликт есть. Но в тот момент, когда он помогает Церкви, он не сидит в тюрьме. И даже когда он находится под следствием, мы не можем осуждать его до решения суда. И бывает так, что человека сажают, а потом оправдывают. Вот я недавно служил в одном районе, там глава, который много лет помогал храму. Благодаря его помощи тот приход, который там сложился, получил помещение. Он же помог с ремонтом. Отремонтировал и… сел в тюрьму. Его осудили на 8 лет. Батюшка, который с ним общался, его не бросил, он его навещал, писал письма, участвовал в его судьбе. Хотя ему тоже могли сказать: он же жулик! Что ж ты ему помогаешь? Тут надо каяться перед народом: простите, люди добрые, что нам жулик помогал! А он год там отсидел, и его полностью оправдали, компенсировали его отсидку, и опять сделали главой. И сейчас он благополучно работает. Вот как бывает в жизни. И тут я на стороне батюшки, который не побоялся, не бросил этого человека, не отряхнул брезгливо руки.

Жизнь гораздо сложнее штампов. Конечно, если придет человек и скажет: Владыка, я тут партию наркотиков продал очень выгодно, возьмите десятину… - Я не возьму. И ни один священник, я надеюсь, если он в здравом уме, не возьмет никогда. Если я знаю, что владелец предприятия год не платит людям зарплату и при этом несет в церковь деньги, я скажу: пойди, заплати людям зарплату. Перед Богом это выше того, что ты пожертвуешь на церковь…

- А вам не важно, верующий человек, которому вручают награду, или нет? А может, он вообще атеист? Или это не является критерием?

- Атеисты не помогают, могу сразу сказать. Бывает, что люди не православные помогают. У нас есть один мусульманин в Саратовской области, не буду называть его имя, он очень хорошо помогает Церкви, причем по собственной инициативе. Он даже храм православный построил…

Мы иногда относимся не всерьез к словам о толерантности, о необходимости жить в мире. А есть люди, которые, как ни странно, принимают это всерьез. Вот он построил мечеть, а в соседнем селе - храм. Потому что в одном селе живут мусульмане, а в другом православные. Должны ли мы быть благодарны этому человеку, как вы считаете?

- Многие помогают ради пиара, стремясь заработать себе на этом очки…

- Вы же видите, какое количество атак идет на Церковь, какой же это пиар? Для многих помогать Церкви - это антипиар. Вы, может, удивитесь, но есть люди, которые помогают Церкви и не называют своего имени, потому что занимают ответственный пост и не хотят, чтоб об этом узнали журналисты. Они боятся, что их репутации будет нанесен урон. Поэтому о том, что это пиар, забудьте и не вспоминайте больше никогда…

По плодам узнаете их…

- Раз уж речь зашла об ответственных постах, не могу не спросить о Патриархе Кирилле и его новом стиле миссионерства. Это, наверно, первый в истории Патриарх, который собирает большие стадионы, и не боится разговаривать с молодежью на необычном для Церкви языке…

- Язык у него как раз церковный. Что касается стадионов, Православная Церковь нормально к этому относилась, просто у нее не было такой возможности для проповеди. Сегодня она есть, и Святейший Патриарх ее использует. У него это великолепно получается. Я думаю, это милость Божия к Русской Церкви, что сегодня во главе ее стоит подобный человек. Замечательный оратор и очень хороший организатор. Надеюсь, его начинания помогут Церкви углубить основную часть нашего служения - воспитание народа в христианском духе. То, ради чего мы делаем все остальное.

- Возвращаясь к итогам, удалось ли Вам за эти годы приобрести соратников и насколько их много?

- Достаточно много. Это, прежде всего, духовенство. Я благодарен Богу, у нас в Саратовской епархии хорошее духовенство. Конечно, бывают исключения, но в большинстве случаев люди трудятся очень самоотверженно и делают такое дело, что человеческими силами сделать невозможно -Господь помогает…

Очень многие люди из числа мирян стали мне по-настоящему близки. Порой это люди совершенно, на первый взгляд, неожиданные, те же чиновники, предприниматели. И слава Богу.

- Что за эти шесть лет было самым сложным?

- Нет ничего простого. Все сложно. Порой все делается на пределе человеческих возможностей. По милости Божией и с помощью очень небольшого количества помощников, каждому из которых приходится работать одновременно за семерых. Но в то же время Господь утешает нас, показывая плоды наших трудов. Они скромные, небольшие, я абсолютно отдаю себе в этом отчет, и никаких иллюзий у меня здесь нет. Но когда ты видишь, что в храме новые люди, что здесь приход состоялся, там состоялся, что ты смог найти к этому месту нужного священника, это такая радость, ради которой стоит терпеть и все остальное…
Беседу вела Елена Балаян
Газета «Взгляд»